Спиглазова А.В., Ростов-на-ДонуО словах, образах и звуках. Один момент в песне "Интермедия 7"Песня "Интермедия 7" (альбом "Чужая музыка и не только. Часть I", 2008г.) описывает движение по автомобильной трассе далеко за городом, время действия: зима, ночь. Гони сто сорок вёрст. Мигай, гуди, шуми. В этой песне, как и во многих других поэтических миниатюрах Михаила Щербакова, герой путешествует, перемещается в пространстве. И лексика стихотворения с размеренностью подает сигналы пространственного ощущения мира: "гони", "вёрсты", "кольцевая", "край", "высота", "Волоколамск", "Таруса"... Но "Интермедия 7" – стихотворение не только о дороге и путешествии, а также о слове и звуке. И уже во втором куплете заходит об этом речь – "Сечет наискосок черта строку и слог". И хотя движение по дороге происходит, вероятнее всего, в одиночестве (во всяком случае, оно пронизано чувством оторванности от мира, предстоянием энтропии, которое персонаж песни выдерживает в одиночку – "сам по себе"), но появление темы "чутья", "вкуса" – это уже о культуре, которая невозможна без социума. Интересно, что одним из главных сюжетных условий в содержании этой песни выступает скорость ("беглец" бежит от "вех"? старается удалиться от них на возможно большее расстояние? – может быть, но не обязательно), но ритм стихотворного текста – достаточно размеренный и плавный. И еще у него есть одна особенность, о ней в этом очерке и пойдет речь. Гони сто сорок вёрст. Мигай, гуди, шуми. "Интермедия 7" с метрической точки зрения представляет собой урегулированный разностопник, в правильном порядке чередующий длинные шестистопные (6 ст.) и короткие строки ямба. Ритмический период составляет четыре строки, но если первый "цикл" чередования заканчивается чистым четырёхстопным ямбом, то у повторного проведения этой последовательности не очень обычное завершение:
Здесь идет мимолетно отклонение в трехдольный размер – анапест (uu_). Благодаря тому, что предшествующие строки создают определенное ритмическое ожидание, концовка на его фоне звучит более стремительно, убыстренно, а строка распадается не на два, а на три фрагмента, и пауза после нее глубже и дольше, чем все предыдущие. Присмотримся к длинным строкам. Пауза (цезура) четко делит их на две половины, причем, что удивительно, чаще всего они действительно одинаковы – эквиритмичны, как будто ритм второй половины строки дублирует предыдущую ритмическую группу. Так не везде, но в подавляющем большинстве случаев – убедимся в этом, если посмотрим на схему. Уже с самых первых строк, как только звучит слово "вёрсты", стихотворение расставляет еще и стилистические ориентиры, отсылая нас к дорожному тексту русской классической литературы, к тем образам и мотивам, которые скрыты в нашей культурной памяти ("Ни огня, ни черной хаты. Глушь и снег... Навстречу мне Только вёрсты полосаты Попадаются одне...") – можно назвать это темой русской литературы "в зеркале заднего обзора". Но теперь получается, что гораздо больше, чем лексика, на элегическую поэтику узнавания нацелен сам ритм и звук. Длинная стихотворная строка в силу законов звукового восприятие требует разделения на более короткие фрагменты. Согласно различным подсчетам, речевой такт (часть фразы, объединенная единой интонацией и воспринимаемая на слух без пауз) составляет 8+/-1 слогов, в это число попадают все короткие стихотворные размеры: 4 ст. ямб и хорей, 3 ст. дактиль, амфибрахий и анапест. Все более длинные стихотворные размеры требуют цезуры, разделяющей их на комфортные для распознавания отрезки. В строке шестистопного ямба цезура обязательна, но располагаться она может по-разному. Опорными могут быть различные стопы – либо 3-я и 6-я (как в нашем примере), либо – 2-я и 4-я: Над ризой белою, как уголь волоса, Это дактилическая цезура, в этом случае строка тоже распадается на части, но ощущения их симметрии не возникает. Противопоставление этих двух форм ритмической интерпретации данного стихотворного размера – "симметрической" и "ассиметрической" описано М. Л. Гаспаровым ("поляризация шестистопного ямба", см. Гаспаров М. Л. Очерк истории русского стиха. Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика. – М., 2000, с. 237). В современном поэтическом контексте "симметрическая" разновидность не может не восприниматься как дань классике и архаическая стилизация, что мы и наблюдаем в нашем примере. Хотя в случае "Интермедии 7" с характерной для нее полноударностью, с соблюдением большинства метрических ударений – это выглядит как оммаж уже даже не девятнадцатому, а чуть ли не восемнадцатому веку. Примечательно, что начиная со второй строфы, разделительная функция цезуры вступает в игру уже не только с целью стилизации, но и для создания звукового символизма: Не то Волоколамск / мелькнул и миновал... Яркое с точки зрения звуковых особенностей слово "Волоколамск" во второй половине строки, в глаголах – зеркально и дробно отражается:
И на короткую строку переходит частичная звуковая симметрия: Не то, наоборот, Таруса. – Н-Т, Р-Т – Т-Р Сечет наискосок / черта строку и слог – у этой строки также свой дублируемый набор звуков: С, Ч, Т, К. Меж тех, кто на земле / с мое отзимовал – звуковая инструментовка на М, З, Л (и, кстати, у этих согласных звуков есть своя роль в переплетения мотивов стихотворения, своя "звуковая тема"). Чутья беглец не чужд и вкуса – обыгрывается аффриката Ч и шипящие. А вот дальше, задействуются уже другие, еще более ударные принципы создания звукового паралллелизма – предпоследняя строка представляет собой, практически, панторифму, и созвучны уже не отдельные звуки, а целые окончания: Но всех, от коих мчит, / он вех не различит – рифмуются "всех" – "вех", "мчит" – "различит", даже "но" и "он" идентичны по составу звуков, хотя и не рифма. Рифмы – предмет отдельного рассмотрения. Их в стихотворении очень много, и любопытно, что первыми мы слышим как раз не концевые ("настоящие" стихотворные рифмы), а внутренние ("Рельеф за кольцевой – жилой..."). Они как бы поддерживают звучание, перетекание звуков из строки в строку, при достаточно сложном и отвлеченном смысловом содержании стихотворения, это те опоры, благодаря которым мы воспринимаем стихотворение легко, эмпатично, получаем от него эстетическое удовольствие и только предощущаем тот грандиозный смысловой и эмоциональный конфликт, который остается, по большей части, за кадром. Ну, и к тому же, это воплощение идеи эха, ведь стихотворения во многом также и об этом. Ты внемлешь грохоту громов, |