* * *
Это должно случиться. Время вышло, колокол бьёт.
Если не нынче, то когда же, если не здесь, то где?
Скажем, вчера ещё могло быть вовсе наоборот,
но уж теперь спастись и думать нечего. Быть беде.
Наверняка погибнешь нынче. Нынче наверняка.
То-то ты вся звенишь, мерцаешь, не говоришь — поёшь,
то-то ты так смеёшься к месту, то-то легка, тонка,
словно бы и не ты сегодня наверняка падёшь.
Словно и Бог с бичом
не за твоим плечом.
Что за восторг — разъять, не дрогнув, бархатный бергамот,
взором сверкнуть, рукав обновки лондонской закатать,
мужу вполоборота молвить первое что взбредёт...
Разве он угадает, нежный! Где ему угадать.
Вот уже в шутку «горько! горько!» — нет бы чуть погодить.
Вот уж и дни короче. Ночи, стало быть, холодней.
Стало быть, по всему, погибнешь, недалеко ходить,
здесь же, на пятилетье свадьбы, словно и не твоей.
Либо сведёшь с ума,
либо сойдёшь сама.
А хороша-то как, беда и только, так хороша.
Очень идёт к тебе всё это. Так никогда не шло.
Вся эта музыка, лихорадка, разные антраша.
Эти мгновения — десять, девять, восемь — как на табло...
Кстати, вот там, напротив, некто — не по твою ли честь?
Кем приглашён — не ясно, полусумраком полускрыт.
Может, это и есть тот самый, может, это и есть?
То-то он так сидит, не смотрит, то-то он так молчит.
То-то он весь такой —
как никакой другой.
1992