СВЕРЧКИ-КУЗНЕЧИКИ
То ли дело прежде! Крым, Кавказ... Что ни похвали — твоё тотчас.
Чином рядовой, лицом министр. Беден, да не жаден, глуп, да быстр...
Нынче ж и умён, да звон другой. Сколько ни склоняйся над струной,
может, и сведётся гамма к «до», да не отзовётся знамо кто...
Где теперь увидишь нас вдвоём? Разве что во сне, и то — в моём.
Что теперь ей Крым, Кавказ, Багдад? Нынешний приют её богат —
долог в ширину, широк в длину... Там она, должно быть, как в плену,
посреди гардин и хризантем так и пропадает, знамо с кем...
Рассеку подкладку по стежку, перстень обручальный извлеку.
Осмотрю его, вздохну над ним — и зашью обратно швом двойным.
Вы, сверчки-кузнечики в ночи! Всякий до утра своё кричи.
Пусть под вашу песню в три ручья пленница заплачет, знамо чья...
И дают кузнечики концерт, и поют сверчки на весь райцентр,
и под эту песню в три ручья сам, однако, первый плачу я.
Плачу о безумствах давних дней, о себе тогдашнем и о ней,
о кольце, зашитом на два шва, и ещё о том, что жизнь прошла...
А наутро морщусь вкось и вкривь, дымчатым стеклом глаза прикрыв.
Между тем как пленница горда — вот уж кто не плачет никогда.
На окне решётка, дверь с замком, а она не плачет ни о ком.
Ни к чему ей тёмные очки. Что же вы, кузнечики-сверчки?
Прежде-то, известно, чуть хандра — не жалей вина до дна ведра.
Нынче ж и бальзам ценой в брильянт, еле пригубив, верну в сервант.
Древний со стены кинжал возьму, паутину-пыль с него сниму.
Лезвие протру и рукоять — и повешу на стену опять.
2000