ИНТЕРМЕДИЯ 5
Не в архиве при лампаде, не на Мойке в Петрограде,
не в роще у ручья —
на московской Маросейке поместился на скамейке я.
В книгу взором я упёрся. Что читал, не помню — Бёрнса?
Хармса? — не помню что.
Но легко, без проволочек, одолел примерно строчек сто.
Не мечтая о скандале, принялся читать я дале.
Но — еле принялся —
села на скамейку дама, из одних суставов прямо вся.
Только что в ларьке, где было дёшево, она купила
отечественных кур.
Два кота, что рядом спали, встрепенулись и сказали «мур».
«Надо же! — вздохнула дама, — это же кошмар и драма:
семь сорок за кило!»
А вокруг Москва гудела, солнце жгло, к июлю дело шло...
«Жулики! — взметнулась дама. — Не товар, одна реклама,
не куры — смех и грех.
Нет от этого товара ни бульона, ни навара, эх.
Чтоб у них труба сломалась! Жулики! — не унималась
дама, — побей их Бог!
Мясо где? Сплошные кости. А у нас во вторник гости, ох.
Ни за что, — взревела дама, — не приму такого срама,
лучше обратно сдам!»
И пошла сдавать обратно купленный почти бесплатно хлам.
Шевелиться не имея повода, сидел себе я,
обликом не светлел.
А кругом, гудя и воя, город каменный от зноя млел.
Кашлял он и задыхался. Я же вновь уткнулся в Хармса,
не молвил ничего.
Небо наземь не спустилось, но в душе моей сгустилось
некоторое хамство.
2002