ИНТЕРМЕДИЯ 12
Такие школы есть в Москве — не то их три, не то их две,
элитной марки, для сугубо одарённых.
Меня в одну из этих школ зовут, чтоб лекцию прочёл.
О чём, зачем — не знают сами, но зовут.
Так я — пожалуйста, схожу. Но только что я им скажу?
Какая радость от меня, помимо грусти?
Они же молоды насквозь. Они надеются, небось.
И все — на лучшее, а это чересчур.
Таких не очень развернёшь. Я в прошлом тоже молодёжь.
Бывало, день и ночь не сплю, не ем — надеюсь.
Беру газету в сутки раз. В газете ложь, как и сейчас.
Но я вникаю — и опять не ем, не сплю.
По Красной площади брожу, от нетерпения дрожу.
Однако слышу лишь порой короткий ропот.
Затем короткую пальбу — и снова тихо, как в гробу.
Но я надеюсь каждый раз, как и сейчас.
Ходил на исповедь, пока не подглядел исподтишка,
как исповедник диктофон под рясу прячет.
Платил психологу. Но с ним, когда бедой назвал я Крым,
случился шок. И я уж больше не платил.
Листал историков труды — насчёт источников беды.
Нашёл, что главные — сумбурность и обширность.
Мол, будь поменее размах и крепче мнение в умах,
сейчас была бы, мол, держава хоть куда.
Но время думать головой иссякло к Первой Мировой.
А после думать стало некому и нечем.
Остались вечной бедноте одни надежды, да и те —
такие смутные, что дети не поймут.
Ещё и высмеют: «Чудак! Всё это знаем мы и так.
Читать умеем, не смотри, что вундеркинды.
Да и не сам ли ты, дружок, беде способствовал, как мог?»
Тут будет пауза. А это чересчур.
И не пособник я ничей. И плоскогубцев и ключей
не подавал, когда закручивались гайки.
Но отзывается стыдом. И вспоминается с трудом.
Погибла лекция, хоть в школу не ходи.
Однако всё-таки рискну. В глаза грядущему взгляну.
В иных глазах оно читается изрядно.
Сегодня школьник он, а там — уже полковник он. И сам
по школам ходит, вундеркиндов учит жить.
Сегодня влево он глядит. Там слева девочка сидит.
Не сомневаюсь, что зовут её Надеждой.
Надежда, ты моя беда! Надежда, я вернусь, когда
трубач отбой сыграет, то есть — никогда.
2019